уточнила. Приказала, что б скарб её в монастырь отправили. Все три её возка на монастырский двор определили. Боярин внимательно выслушал, немедля собрался и последовал в монастырь. Прибыв, был допущен без волокиты. Видно, что ждали. Вошел в церковь, помолился, затем выйдя увидел бывшую великую княгиню, гулявшую по монастырскому двору в сопровождении настоятельницы. Знакомилась с монастырём. Подошел, низко поклонился, попросил выслушать. Получив разрешение, вручил грамоту великого князя. Великая инокиня грамоту взяла, внимательно посмотрев на Тищенкова, прочла.

– Откупился муж бывший, государь наш Василий Иоаннович. Села Вышеславское и Борисовское, со всеми починками, дарит, – обратилась она к настоятельнице, – о чём в грамоте писано.

– Где эти села, не знаешь, боярин?

– Не известно мне, государыня, – ответил Тищенков, уважительно кланяясь.

– Не далече здесь, матушка-государыня. Вёрст в тринадцати от Суздали село Вышеславское и двадцати верстах Борисовское. Сёла хорошие! – ответила, обрадованная и удивлённая подарком, настоятельница.

– Не кланяйся более, боярин. Не государыня я тебе. Инокиня я, в постриге София. Жена у тебя умная, смотрю, язык за зубами умеет держать. Пусть чаще ко мне приходит, по нраву мне. Не против? – обратилась вновь к боярину, бывшая княгиня.

– Нет, госуд….. Нет, матушка. За честь почту! – ответил боярин и поклонился.

– Вот и хорошо. Завтра в это время запряги и подготовь возок свой, мы с ней поедем в село Вышеславское, если он недалече. Сам сопроводишь конно. Охраны много не бери. Если не против, конечно, – с этими словами она, перекрестив боярина, повернулась и пошла по монастырской дорожке вглубь монастыря, в сопровождении настоятельницы.

Весь день прошёл в хлопотах. Тищенков снял две избы, заплатив хозяевам, которые с удовольствием согласились за хорошую плату съехать к родственникам. В одной, похуже, поселил холопов. Во второй сам поселился с женой. Близких отношения с воеводой решил пока не налаживать. Своим людям поставил задачу задерживать всех, кто на Москву или Владимир вдруг соберётся. Или с Москвы и Владимира ехать или идти будет. В связи с чем поставил три разъезда. Все на дорогах в сторону Москвы и Владимира. Чем вызвал недовольство воеводы, который не понимал, зачем такие опасения по поводу безопасности. Выслушав воеводу, ссориться с ним не стал. Но и приказ не отменил, сославшись на государево слово. Головой отвечать за безопасность инокини, матушки Софии. На следующий день, в установленное время выехали в село сопровождая великую инокиню и свою супругу. С собой взял одного боевого холопа, не хотел снимать разъезды. Местечко действительно оказалось на расстоянии тринадцати верст от Суздаля. Только зимняя дорога была плохой. Поэтому ехали дольше, чем было бы возможно. Через три часа добрались. Бывшая великая княгиня село осмотрела. Отдала указания старосте. К вечеру вернулись в монастырь. Отношения между инокиней и его женой складывались добрые, всё время пока ехали в село и обратно, они живо о чём-то о бабьем разговаривали. Иногда даже весело посмеивались.

Прошло три месяца. Наступала весна. Было ещё холодно, но приближение тепла отражалось на природе. Темнел снег. Морозы сходили на нет. Время шло долго, после веселья Москвы в Суздали, было скучно. Но делать было нечего, отмены приказа государя о службе в Суздали, не было. Дошли слухи о свадьбе великого князя с Еленой Глинской. Дочерью литовского князя Василия Глинского, по прозвищу Тёмный, сам то он к этому времени уже умер, поэтому опекуном был дядя, Михаил Глинский. Они оба в своё время бежали в Москву, после неудачного мятежа 1508 года, против великого Литовского князя Сигизмунда. Свои высокие места умудрились найти и занять. Михаил занимал и раньше высокое положение при дворе государя, великого князя Василия Иоанновича, а теперь и подавно стал самым ближним другом. В положении Тищенкова свадьба ничего не изменила. Служба неизменно продолжалась, тем же чередом. Один раз съездил во Владимир. Привёз подарки жене. Не забыл и инокиню, и настоятельницу. С воеводой отношения поддерживал, но редко. Но и повода не давал особо никакого, чтоб заподозрить его в двуличности. Один раз только задержали его холопа-гонца, который какие-то письмена во Владимир вывозил. Читать не стали. Скрывать было нечего, служили честно, как требовал государь. Воевода, видя подобное спокойствие и сам успокоился, следить перестал. Своими делами занялся. Друг другу не мешали. Отношения между женой и инокиней Софией с каждой неделей улучшались, виделись ежедневно. Жене ходить пешком стало уже не удобно, шёл шестой месяц положения. Ждали мальчика. Поэтому ездила в монастырь в возке. По праздникам и сам был гостем монастыря, с разрешения настоятельницы. Молиться ездил, в праздники мужчинам разрешалось на молебна ходить в женский монастырь. Однажды спокойствие закончилось.

– Поговорить с тобой хочу о важном, – таинственно сказала Мария однажды, вернувшись от великой инокини.

– Говори, послушаю тебя любовь моя, с удовольствием, – весело ответил боярин, думая, что жена желает поговорить о предстоящем появлении на свет ребёнка.

– Великая княгиня в положении от царя и бывшего мужа! Плоду тоже, примерно шестой месяц пошел.

– Ты что придумала? Как это? В каком положении? Что ж теперь будет? Как великий князь на это посмотрит? Беда! Так у него наследник появится. Но он же Елену Глинскую под венец привёл? – спросил боярин, ужаснувшись.

– Так и есть, сама мне сказала. По срокам у неё всё сходится, дитё от Василия Иоанновича! Просьба у неё к нам, необычная и великая.

– Какая просьба? – настороженно спросил боярин.

– Просит взять ребёнка к нам в семью. Вывезти его от сюда и воспитать как своего, как родного. Матушка княгиня всё продумала. Рожать будем в одно время примерно. Если Господь даст, дети родятся здоровыми. Никто не должен узнать, один ребёнок у нас родился или два. Я с этой целью живот укутывать буду, что б казался больше. Если соглашаемся, ходить к ней перестаю. Она сама знак даст, когда нужна буду. После рожденья дитё передаст нам. А сама как бы его похоронит! Скажет, что умер, могилу никто не посмеет разрыть. Да и приказа такого никто не посмеет дать.

– А как же настоятельница? – спросил удивлённый и испуганный Тищенков, в нервном состоянии, заходив по избе.

– Настоятельница не наша головная боль. Княгиня сказала, что всё решит. Это дело богоугодное. Уничтожат Глинские дитя. Зачем им Сабуровский наследник на троне. Как только ребёнок родится, она письмо великому князю отправит. Там отпишет, что смирилась со своей участью. Напишет, что ребенок родился и умер сразу, остаток жизни проведёт в замаливании грехов людских. Будет молиться о судьбе княжества и о Василии Иоанновиче. Благословляет его на счастливый брак и зла не имеет. Там же попросит, что б отпустили нас со служения в Суздале и позволили уехать в вотчину, в Белёв. Княгиня прожила с Василием Иоанновичем почти двадцать лет. Знает его хорошо и считает, что Великий князь, поступит так как она скажет и попросит. Потому что любил её и любит. Просто не мог по-другому. Бояре заставили, заговор тёмный свой воплотили. Боярин Иван Шигона-Поджогин всему виной. Думный боярин и главный советник Великого князя. Он главный в обвинениях в колдовстве и знахарстве, против великой княгини Соломонии, насильно принудил её к постригу. Если и будет государь, догадываться, что дитя родилось и не умерло, противиться этому не будет. Будет только рад! Так как это всем на руку. Белёвское княжество удельное,[21] Московским боярам недоступное. Совсем недавно от великого Литовского княжества отошли. Там рука Глинских дитё не достанет. Кроме того, попросит она, чтоб отписал государь Василий Иоаннович, Белёвскому удельному князю Ивану Ивановичу,[22] чтить нас и защищать!

– А что далее? – спросил думающий боярин.

– Просит княгиня воспитать его как воина и настоящего боярина, искусного в военном деле. Когда совершеннолетия достигнет всё рассказать без утайки. Кроме того, напишет именную грамоту, подтверждающую его высокое рождение и права. Просит, когда совершеннолетним станет перстень ему отдать старинный и ордынский. С тамга предков, родовым фамильным знаком татарских мурз, а потом бояр Сабуровых. Деньги и драгоценности великие она нам даёт на воспитание ребёнка. Что скажешь, Тихон? – спросила с волненьем жена, у боярина Тищенкова.